Воспоминание четвертое — В плену разума

Место — Таверна республики Уры

Условие — после вашего первого визита в таверну, вернитесь и поговорите с Бооно. Дождитесь, пока он сядет на стоящий рядом стул.

В плену разума

Он знал, что это бесполезно. Но он просто не мог подавить импульс, который разгорался внутри его собственной плоти.

Он должен это сделать: ударить своим телом по решетке.  Хотя все равно ничем хорошим это не кончится. Его плоть просто скатится с этих толстых железных решеток. «Номер 8?! Что черт побери, ты делаешь?» — раздался сердитый крик охранника, эхом прокатившийся по коридору. Заключенных тут никогда не называли по именам, только по номерам. Каим был номером 8.

Каим ничего не отвечает. Вместо этого, он с размаху бьет своим плечом по решетке.

Массивные железные прутья даже не пошевелились. Все это закончилось лишь тупой ноющей болью в мышцах, великолепно сложенного Каима.

Теперь вместо того, чтобы снова кричать, охранник свистит в свисток и к нему бежит второй охранник из их базы.

«Номер 8! Что же мне необходимо сделать, чтобы ты, наконец, понял?»

«Может, ты хочешь быть брошен в карцер?»

«Не смотри на меня так! Продолжишь сопротивляться и проведешь здесь гораздо больше времени, чем я работаю!»

Сидя на полу своей камеры, выставив свои ноги наружу, Каим игнорирует крики охранников.

Его и раньше бросали в карцер, в качестве наказания. Он знал, что был заклеймен как «Особо опасный заключенный». 

Но он не может себе помочь.

Что-то корчится внутри него.

Что-то очень горячее внутри него кипит, загнанное в ловушку.

«Очередной герой войны, оказавшийся здесь» - протянул один из охранников.

«Ты не сможешь устроить какую-нибудь хрень, пока находишься здесь. Что с тобой солдатик? Ничего не можешь сделать, пока не увидишь врага в лицо?»

Охранник рядом с Каимом продолжает насмехаться: 

«Здесь нет врагов, что есть плохо для тебя, правда приятель? И друзей здесь нет. У нас ты сам по себе».

После того, как охранники уходят, Каим сворачивается на полу, крепко обняв колени и плотно сжав глаза.

У нас ты сам по себе…

Охранник, сказавший это, был прав.

Каим думал, что привык жить один. В бою, на дороге…

Но одиночество в тюрьме куда больнее, чем любое другое одиночество, которое он испытывал раньше.

И гораздо страшнее.

С трех сторон одни стены, а с четвертой — решетка, за которой опять стены, обхватывающие узкий коридор. И ничего больше.

Это подземелье было построено так, чтобы заключенные не могли не то, что видеть друг друга, но даже ощущать присутствие друг друга. 

Полное отсутствие изменений вокруг словно бы замораживает время в этой камере. Каим не имел ни малейшего понятия, сколько дней назад он был брошен сюда. Время течет, это бесспорно. Но и некуда идти — он просто застрял здесь.

Истинная пытка — не ограничение свободы человека тюрьмой, не вынуждение к испытанию себя одиноким.

Истинным наказанием является житье там, где никогда ничего не меняется, а время застыло навсегда.

Вода в реке никогда не начнет разлагаться, но оказаться в  какой-нибудь банке — это ее предназначение.

То же самое и здесь.

Возможно, какая-то часть внутри его тела и разума уже начала гнить и издавать свое зловоние.

Понимая это, Каим поднимается и начинает бросаться на решетки снова и снова.

Нет ни одного шанса, что решетка сломается.

Он даже не уверен, что сможет сбежать, если это произойдет.

Но он все равно делает это, снова и снова.

Он не может сам себе помочь. Он должен делать это снова и снова.

В очередной раз, когда его тело ударяется об решетку — порыв ветра бьет его в щеку на какую-то долю секунды. Неподвижный воздух переместился, пускай это и произошло ровно на секунду. Прикосновение воздуха к его щеке, возвращает Каима к осознанию того время течет.

Охранники уже бегут, не ожидая столкнуться с его лицом уже помрачневшим от гнева.

«Теперь я могу видеть силуэты людей там, где раньше для меня стояла лишь стена. Уже этого достаточно для того, чтобы взбодрить меня. Неужели эти охранники не понимают этого?»

«Хорошо, Номер 8, ты заслужил-таки карцер для себя! Посмотрим, насколько охладится твоя голова за эти три дня!»

Губы Каима расползаются в улыбку, когда он заслушивает приговор:

«Эти парни ничего не понимают? Теперь правило поменяются. Я снова чувствую, как движется время и я благодарен им за это».

Каим начинает смеяться вслух.

Охранники связывают его руки за спиной, надевают цепи на лодыжку и начинают вести в карцер. 

«Какого черта ты смеешься Номер 8?!»

«Да перестань! Иначе мы накажем тебя еще больше!»

Но Каим, не обращая на них внимания, начинает смеяться еще громче, напрягая все свои легкие для этого. 

"Интересно если я буду так долго смеяться, вдыхая в легкие все больше и больше свежего воздуха, вонь исчезнет?

Или мое тело и разум прогнили уже настолько, что я не смогу избавиться от зловония так просто?

Как долго они еще собираются держать меня здесь взаперти?

Когда они выпустят меня отсюда?

Не будет ли слишком поздно?

Когда все сгниют, я стану больше «этим», чем «им», как трупы вражеских войск?

Каиму трудно дышать.

Воздух, сжимающийся в его груди, причинял такую мучительную боль, которая возвращала его из мира грез к реальности.

«Я ведь уже был в тюрьме, когда-то давным-давно?»

Он бредит, находясь разумом наполовину в реальном мире, наполовину в мире своих грез. 

Он часто видел сон, скорее даже кошмар. После того как он просыпался, он пытался вспомнить этот сон, но ничего не выходило. Одинаковым всегда было одно: внешний вид камеры и охранников и во сне был одинаковым. 

«Может быть это событие, которое я уже пережил?

Если да, то когда?»

Но нет никого, кто бы мог ему об этом рассказать.

После того, как он полностью просыпается, все вопросы, заданные ими между сном и реальностью, стираются из памяти.

Он вскакивает, крича, тяжело дыша, вытирая тыльной стороной ладони ручьи пота, стекающие с его лба. И все что осталось ото сна — это лишь ужасающая дрожь. И так всегда.

Как и сейчас…

Он бормочет про себя, как хотел бы узнать все, что осталось скрыто в дальних уголочках его памяти: « Какие же прошлые жизни я пережил?»

Конец