Одна из моих последних работ. Данный литературный эксперимент хоть и был написан больше года назад, за редактирование я взялся недавно, и хоть возможно и есть некое количество ошибок, они сделанны по невнимательности, за то рассказ получил свою конечную форму.

КРЕПОСТЬ СОЖАЛЕНИЙ

I РАЗЪЕДИНЕНИЕ

Ступеньки, мраморные ступеньки покрытые золой. Я поднимаю ногу, и иду дальше, наверх, неизвестно куда они ведут, я просто иду наверх, белые,чистые стены, бсеконечные лестничные площадки, мусор по углам, забившийся как можно глубже в щели, кусочки картона, пластиковые бутылки, рваные пакеты, обрывки газет. Слышен лишь заглушенный вой ветра откуда-то снизу. Никого нет вокруг, лишь холод и пустота, и дорога наверх, куда я и иду шаг за шагом, ступенька за ступенькой. Поднимаю глаза вверх, вот он последний этаж, где-то наверху он виден, чистый белый потолок. Не хватает дыхания, надо остановиться или хотя бы идти помедленней. Я останавливаюсь, моя рука опускаеться на перило, чувствую острый и жесткий холод металической поверхности, краска давно облезла и потеряла цвет. Эти некогда покрашенные в синий цвет перила теперь стали мутного серо-голубого цвета с коричнево-черными пятнами в тех местах, где слезла краска. Смотрю на ступеньки и замечаю лежащую на одной из них кисточку для маслянных красок, по ее виду можно сказать, что ее использовали долгое время и плохо заботились о том, чтобы она не испортилась, из нее выпало изрядное количество волосков, маслянная краска засохла в волосках так, что этой кисточкой вряд ли можно рисовать, на гязной деревянной ручке видны потемневшие пятна от разбавителя. Я тяжело дышу; воздух пропитанный сыростью и запахом хлорки, чувствую как в ритм дыханию в груди по артерии неистово циркулирует кровь. Устало сажусь на ступеньки, опираюсь спиной на перила, не знаю, что я здесь делаю, как я здесь оказался, сколько я поднимался по этим бесконечным ступенькам, куда я шел, я даже не могу себе ответить на тот вопрос, почему я продолжаю идти? Я всего лишь знаю, что так надо. Я поднимаю руку с пола, кончики пальцев легким прикосновением дотрагиваются холодной шершавой поверхности перил, какая-то скрытая красота есть в этой ничем не примечательной металической конструкции. Как холодно и пусто в этом месте…
Надо идти дальше, осталось всего несколько этажей. Отталкнувшись от перила, я встаю на ноги. Раздражительно в коленях пульсирует усталость, но я не обращяю на нее внимания, ступенька за ступенькой иду вперед. Предпоследний этаж. Вся моя одежда в пыли, но я даже не думаю отряхнуть ее, это не имеет значения, как я сейчас выгляжу. Здесь стены разрисованны маслянными красками: на белой штукатурке в разных местах, в том числе и на потолке изображены немногоцветные изображения в которых трудно что-то разобрать, иногда можно увидеть в этих проявлениях творчества и фантазии каких-то животных, концелярские пренадлежности, улыбающиеся лица людей, просто черные пятна, полуразрушенные дома… На предпоследнем этаже этими рисунками покрыто все, но выше этой лестничной площадки ничего нет, стены чистые и опять такие угнетающе холодные как внизу.
Шаг за шагом. Это последний этаж. В конце ступенек лишь дверь с разбтым зеркалом, на зеркале отломан кусок, под которым виднееться лишь деревянная поверхность двери. Когда я подхожу ближе я вижу, что разбитая часть находится там, где должно быть отражение моей грудной клетки. Внезапно тишину нарушает тихое тикание механических часов, в сопровождении этого звука зеркало начинает восстанавливаться, трещинок становиться все меньше и меньше, как будто зеркальная масса заливает поврежденный участок, затекая в трещинки и заполная пробелы. Спустя некоторое время на месте, где зеркало было сломанно не осталось ни следа. Я удивленно смотрю на сформировавщуюся в востановленной части картину: у моего отрожения в груди работающий часовой механизм, куча ритмично крутящихся шестеренок, пружины и винтики от которых и исходит это самое тикание. Я смотрю на себя, но ничего такого не вижу, одежда как была, так и осталась, провожу рукой по своей пыльной одежде, но опять же не чувствую пальцами под тканью джинсовой сорочки никаких странностей. Поднимаю голову и смотрю в зеркало: отражение в нем застыло и не двигаеться, оно потеряло цвет и стало монохромным. Мой облик в этом странном зеркале стоит прямо и смотрит в никуда, хоть и вперед, но не на меня, его взгляд устремлен сквозь меня и эти стены, за которыми вероятней всего ничего нет. Я протягиваю руку вперед, как всегда тая искорку надежды, что ее не остановит твердое холодное стекло, откуда-то в голове короткими слабыми вспышками проносяться воспоминания о том, как много я пытался прикоснуться к своему отражению, вспоминаються мотивы, для чего я это делал; иногда я хотел его оттуда вытащить, чтобы поговорить, потому, что больше нескем было, иногда потому, что хотел его избить за свои ошибки, а иногда просто повернуть его голову, чтобы он не смотрел мне в глаза, когда я на него смотрю. Но конечно, как и всегда мои пальцы остановились уперевшись в гладкую поверхность стекла. Вновь испытав небольшое разочарование, я скользя палцами по стеклу опускаю руку.
Ловлю себя на том, что я уже с пол часа просто, бесцельно, неподвижно стою перед дверью точно в той же позе, что и застывшее зеркальное отражение. Все это время я стоял и даже не смотрел в зеркало, я задумался ни о чем… помю, что на мгновение увидел в вооброжении огромный качающийся в пустоте маятник, что-то мне подсказывает, что я его видел далеко не в первый и на верное не в последний раз. Что ж, во всяком случае я ничего не делаю кроме как просто стою перед дверью с зеркалом. Стоит задуматься, почему бы и не пойти вперед, двери существуют лишь для того, чтобы через них проходить и для того, чтобы их заперать, чтобы другие не прошли. Если я толкну эту дверь, и она откроеться, значит нужно было, чтобы через нее прошли, или просто даже если не нужно было, чтобы через нее проходили, ее просто некому было запереть. Сейчас я это проверю; я толкаю дверь и она со скрипом открываеться, я оказался прав, я поднимался наверх, чтобы пройти через эту дверь.
За дверью такой же скучный и пустой, как и лестничная площадка, коридор с белыми стенами. в Лишь вконце справа в стене виден дверной проем из которого исходит яркий белый свет и немного жутковатый шепот; я пытаюсь вслушаться и понять, но ничего не разбераю, несмотря на то, что тиканье чясого механизма в зеркале прекратилось. Подаюсь вперед… шаг за порог, еще один, и еще… Шепот становиться отчетливей, но по прежнему слов не разобрать. Теперь я медленными и осторожными шагами направляюсь вперед, потихонечку начинаю разбирать отрывки слов и фраз: "ожидание…", "доказательство…", "отрицание…". тем временем я уже в двух шагах от дверного проема; шаг… еще один… шепот затих. Тишина. Передо мной теперь три ступеньки вниз и просторная пустая комната с все теми же белыми стенами и потолком, на полу серый пыльный ковролит. Еще один шаг вперед… теперь я слева вижу окно из которого бьет этот яркий свет, из за которого ничего не видно по ту сторону окна. Свет постепенно начинает становиться все ярче и ярче; незнаю мне кажеться, или на самом деле, он как будто начинает выходить за пределы окна. По мере того, как он начинает белой мертвой пустотой запонять комнату, я неуверенно делаю шаг назад. Оглядывая комнату, вижу что постепенно пол, потолок и стены меняют свою фактуру: ковролит, штукатурка и деревянные плинтусы становяться белыми и гладкими, на вид, похожими на пластик. Я чувствую, как начинаю мерзнуть, мои руки инстинктивно поднимаються и прекрывают глаза. Перед тем, как я потерял возможность что-либо видеть, я осознал, что свет полностью залил комнату и уже ни стен, ни ступенек, ни ковролита не видно. Я не могу пошевелиться, по мне как будто проходит мощнейший поток энергии, он проходит сквозь меня; по всему телу рассползается какое-то жгучее ощющение, это можно сравнить с сотнями тысячь тончайших длинных иголок, проходящих насквозь. Как будто издалека, на краю своего сознания я слышу свой собственный крик…
Все прошло, я понимаю, что теперь могу двигаться и сразу же делаю рывок назад и вправо — в ту сторону, откуда я пришел, где должна быть дверь. Ощущение дискомфорта, потеря равновесия и глухой звук падение на спину, пытаюсь открыть глаза, но не удаеться, попытка подняться на локтях и сесть была более успешной. Сидя на полу и судорожно двигая руками и ногами ползу назад. Мне удаеться открыть глаза: несфокусированне зрением еле вижу коридор и его стены которые освещены до невозможности ярким светом, бьющим из дверного проема. Прямо напротив дверного проема нечетко видно какое-то черное пятно. Пока я пытаюсь подняться, зрение медленно восстанавливает четкость. Я чувствую, как в груди колотиться сердце… тук-тук, тук-тук, тук-тук… Теперь я вижу, что это за черное пятно: на стене и частично на полу выжжен мой силуэт, или силуэт отбрасываемой мною тени? Я с дурным предчувствием смотрю вниз и с ужасом осознаю, что не отбрасываю тени, хотя при таком освещении должен.
С ужасом понимаю, что моя тень от меня отделилась и осталась на стене. Вот сейчас я щюрясь и дрожа от холода смотрю на нее. Делаю шаг назад, еще один… Что это? Оптический обман?! Моя тень отлипает от стены, она поднимаеться… черт!

II ПАДЕНИЕ

В конце коридора передо мной стоит моя тень, образовавшаяся в черный силуэт. Я осознаю, что меня переполняет панический страх и нет ииных чувств. Отчетливо раздоеться в этих холодных белых стенах стук моего сердца. С каждым ударом сердца в груди ноет невыносимая боль. Еще один шаг назад, и еще один, и еще один. В ответ моему жалкому бегству, черный силуэт делает шаг вперед, медленно, уверенно и неумолимо. Я знаю, Он не остановиться, и сделает еще шаг… Я пятясь иду назад; чуть не упал, но страх взял все под свой контроль и помог мне удержать равновесие. Он идет протянув ко мне руки!
Я чувствую, как уперся в стену, мои руки касаються чего-то холодного и гладкого, судорожно оглядываюсь понимаю, что нахожусь в лифте с гладкими зеркальными металическими стенами. Что делать… Он уже близко! От ощющения безысходности и заполнившего меня ужаса я стою в оцепенении. ТУК-ТУК-ТУК-ТУК-ТУК!!! Прикрыв лицо руками я закрываю глаза… слышно лишь мое серцебиение, этот звук как бы утешает меня, потому, что я знаю, что пока его слышу, я еще жив. И тут вдруг произошло чудо, я услышал спасительный звук закрывающихся дверей. Я открываю глаза и убеждаюсь, что это был не просто звук закрывшихся дверей, а звук который издали понастоящему закрывшиеся двери. Я облегченно вздыхаю. Лифт похоже стремительно едет вниз. Я дрожащими руками прижимаюсь к дверям лифта, к этим спасительным дверям. Смотрю на свое отражение в чистой металической глади, вижу свое улыбающееся лицо, бледное и усталое, но все же улыбающееся. ТУК-ТУК-тук-тук…тук…тук. Тишиа. Интересно, куда я еду? До моего слуха доносится тонкий острый звук трескающегося от давления стекла. Я смотрю под ноги: пол лифа стеклянный, по нему от моих ног стремительно расползаються трещинки, за стеклом видна лишь пыльная шахта, по которой лифт едет вниз. Я стараюсь залезть в угол, но где бы я ни встал, понимаю, что это бесполезно, скоро стекло не выдержит. Это плохо. Надо решать, что делать, а то падение неизбежно. Как это ни странно я не боюсь упасть, эта опасность кажеться мелочью по сравнению с встречей с Ним. Вот уже стекло под ногами полностю затянуто замысловатым узором из трещин, что ж, падать так падать. Из угла я прыгаю в центр, с расчетом, чтобы падать прямо вниз и не удариться о стенки лифтовой шахты и не очень сильно поцарапаться об осколки. Приятный треск сломавшегося стекла… Звон летящих вниз осколков, мерцающие блики отражающегося в кусочках стекла света лампы… падение.
По началу я кувыркаюсь в воздухе, пытаюсь привести свое тело к равновесию, с трудом, борясь с воздухом мне удаеться лететь ровно, вниз головой. Я чувствую, как адреналин создает в теле короткие вспышки электрических разрядов, но мне очень неприятна та мысль, какая из меня получиться лепешка если в конце полета окажеться толстый твердый слой бетона.
Я замечаю, что начинаю падать медленней, как будто это не падение, а погружение в морскую бездну. Я спокойно могу осматриваться по сторонам. Шахта лифта выглядит бездонной и бесконечной, ее металические стенки покрыты пылью, ржавчиной и поттеками то ли машинного масла, то ли чего-то еще, по всей длине ее освещают старые лампочки прикрепленные на стенках. Они издают тусклый, мутно-желтоватый свет, который нервно моргает от нестабильного напряжения и слабых контактов. Что естественно для такого места из них некоторые не горят,так как, никому не было дела до того, чтобы их поменять. Хотя можно предположить, что они никогда и не горели, по той причине, что это место должно быть таким и никаким другим. Воздух начинает обжигать мне лицо, я лечю вниз набирая немыслимую скорость… Внешний вид шахты постепенно начинает меняться. Проносясь мимо убогих стен шахты, на них замечаю разные двери и окна на котоых видны зановески, и из них исходит слабый свет. В одном из таких окон я смог углядеть человека сидящего за столом, с открытой книгой в руках и читающего за настольной лампой.
Все больше и больше изменеий, шахта стала значительно шире, теперь я проносился мимо непонятным образом здесь оказавшимися фонарных столбов, мусорных баков, прибитыми к стенкам старых колес от машин, прикрепленных к стенкам подсвечников с горящими свечами, которые гаснут, когда я пролетаю мимо… Мимо грязных, потемневших от времени умывальников, мимо газонокосилок мирно стоящих на небольших выступах в стене, мимо каких-то работающие и гудящих механизмов с кучами труб, проводов, шестеренок и клапанов. В шахте кипит своя жизнь, которую с другой стороны трудно назвать такавой. Я заметил икону какого-то святого прикрепленную к стенке, а напротив, на маленьком балкончике ей молящегося человека. У балкона не было двери, небыло и лесниц ведущих к нему, по котоым этот человек мог бы туда попасть, или наоборот оттуда уйти. Неужели он вечно там стоит на коленях и молиться? Я почувствовал себя очень неловко от того, что пронесся между ним и иконой, побеспокоив его этим. Мимо меня пролетел синий детский воздушный шарик. Теперь я вижу внизу еще одно окошко, из которого выглядывает маленькая девочка с круглым личиком и длинными черными косичками, по видимому это именно она пустила шарик. Когда я пролетаю мимо нее она луыбаеться и машет мне маленькой ручкой, как-бы приветствуя меня. Что же делает маленький ребенок в этом безумном месте?
Что-то подсказывает мне, что падать осталось мало, меня внезапно охватывает чувство паники, смотрю в темноту впереди… Закрываю глаза, будь что будет… Время замедляеться, восприятия притупляються, я понимаю, что упал в воду, она похоже очень грязная и на вкус горькая. Пытаюсь взять контроль над своим телом и заставить себя плыть наверх, чтобы не утонуть. Сустя пол минуты мне удалось всплыть.
Я выплевываю мерзкую на вкус воду, рукой держусь за какую-то трубу, понимаю, что по поверхности воды плавает какой-то мусор. Кое как открываю глаза, мусор вокруг меня оказался безчисленным количеством окурков, которые по видимому и придали воде этот отвратительный горький вкус. Я оглядываюсь и вижу вокруг много всяких водопроводных труб, которые уходят в тонель. Заплесневелые стены тонеля уходят куда-то в даль, его конца не видно из за плохого освещения. По всей длинне тоннеля, между трубами, тянущимися по низкому потолку, видны изрядно потертые временем электрические лампы.
Выплыв на сушу, я чувствую, что здесь достаточно тепло, в сыром воздухе чувствуется какой-то сладковатый горелый запах. Вода стекает с моей одежды на бетонный пторескавшийся пол. Я понимаю, что у меня нет другого выбора, корме как идти вперед или оставаться на месте. Надо идти и узнать, куда ведет этот путь, к тому же вполне вероятно, что тот черный силуэт, образовавшийся из моей тени скоро будет здесь и он не успокоится, пока не добереться до меня. Я начинаю идти вперед.

III НАКАЗАНИЕ

Тоннель оказался не таким уж прямым, каким казался поначалу, безчисленные повороты бесконечные трубы, винтели, клапаны, лестницы ведущие вверх и вниз, но ни одной развилки. Я иду уже несколько часов, меня эта прогулка достаточно измотала, одежда и волосы уже успели просохнуть, но этому месту не видно ни конца ни края. Все это время я обдумывал, где я и как я здесь оказался, в голове с трудом всплывают расплывчивые образы комнаты в которой вечно идет дождь, яркого света, моста, еле видного из тумана, на фоне заката, реки в ущелье, над которым возвышаеться церковь, огромной, бездонной, круглой ямы в асфальте посреди города и много других картин которые мне ни о чем не говорят. Но память похоже медленно ко мне возвращяеться, каждое из этих воспоминаний вызывает во мне разного рода эмоции, природа которых мне не ясна, я не понимаю что я чувствую и почему я это чувствую.
Эти трубы и этот чертов тоннель, когда же они закончаться?! Ноги ноют от усталости, и начинает болеть голова, надо бы где нибудь отдохнуть, но лучше я отдохну, когда выйду из этих катокомб. Шаг, еще шаг, и еще, и еще, и еще… раз-два, -раз-два… и так уже тысячу раз. Ничего не остаеться делать, чем считать сколько пар шагов я проделал вперед, так легче идти и хотя бы забываешь о том, как устали ноги, а так же не позволяешь скуке мучить тебя… Тысяча семьсот двадцать семь раз. А вон кажетья и выход! В конце пути все трубы уходят в стены и впереди старая деревянная дверь. Как хорошо, что она деревянная, ведь если она даже будет заперта, мне не придеться идти назад или искать другой выход, я смогу просто ее выломать. Я еле заставляю себя идти, осталось всего несколько шагов, как вдруг откуда-то слева я слышу приглушенный мужской голос, кричащий: "помогите!". Я вздрагиваю от неожиданности, смотрю по сторонам и замечаю в стене еще одну дверь помимо той к которой я направлялся. Но неудивительно, что я ее не заметил потому, что она заросла мхом и вообще еле видна в плохом освещении. Весьма странно, там кто-то есть, но внешний вид двери не говорит о том, что ее открывали за последние несколько лет. Что ж, посмотрю, что за ней и кто за ней, пожалуй. Ручка поддалась с трудом и дверь открылась. передо мной маленькое помещение похожее на чулан, там темно и нет освещения, единственный источник света — это мною открытая дверь. Внутри этой маленькой комнаты стоят в кучке какие-то люди покрытые серыми тряпками с ног до головы, тряпками покрыты даже руки и лица. Что они делают? Тнацуют?! Они замечают меня, останавливаються и поворачиваються к мне. О боже, то что я принял за танец окаалось избиением человека! На полу, между людьми, которые его били, лежит худой, заросший и измученный побоями, покрытый синяками и ранами молодой человек, он одет в старые грязные лохмотья, увидев меня он протягивает мне руку молящюю о помощи, у него из носа и изо рта идет кровь, но тем не менее он облегченно улыбаеться глядя своими серыми глазами на меня. Я оборачиваюсь к его палачам и с негодованием кричу на них:
-Что вы делаете, кто дал вам право бить этого несчастного?!
В ответ из под покрова гразного тряпья одного из них, самого выского, и похоже самого главного, раздаеться спокойный мужской голос:
-Не беспокойтесь, он сам нас призвал наказать его.
-А по нему не скажешь, что он очень уж жаждал этого, и за что вы его наказываете?
-Этот человек совершил величайшее приступление против себя самого, и мы пришли за ним, потому, что он в глубине души действительно хотел этого.
-И какое же преступление он совершил, и почему я должен вам верить?,- не унимаюсь я.
-Он сам своими руками сознательно разрушил свое счастье, он раскаиваеться но уже поздно, а лгать вам мы не видим смысла, поймите.
-Они говорят правду?,- обращяюсь я спокойно к лежащему на бетонном полу человеку.
-Да, но не я в этом виноват… поймите,- еле выговаривает он.
Чем-то мне знакома такая ситуация. Меня начинают посещать вспышки памяти. Дорога по которой я иду, серый парк, женские руки, закрывающие лицо, мой голос говорящий: "Так надо…", холодный и ровный, пустая квартира, звонок телефона сулящий страшыне известия, много часов бессильной злобы на себя и весь мир, апатия, пачка таблеток… Я вспоминаю, как сам разрушил свое счастье и этим обрек себя на заточение в этом безумном месте. Что же произошло, я как идиот стою перед этими людьми и думаю над этим, но ничего они подождут, мне важно знать, что и почему я чувствую. Единственное что я понимаю, что я виновен не меньше, в чем и лежащий на полу человек, я своими руками разрушил свое счастье. Теперь все ясно — я не выбрал столь легкий способ искупления своей вины, как призывание палачей, вина есть вина и ее ничто не смоет. Теперь я понимаю те неприятные эмоции засевшие так глубоко в душе — это злоба на себя, осознание того, что нельзя изменить прошлого, и эмоции, запертые в одном из самых глубоких подвалов моей души. Чувствую, как меня переполняет негодование. Бедняга на полу все еще тянет руку ко мне и наконец говорит:
-Вы мне поможете, правда?
Но он уже не вызывает во мне желание ему помочь, я стиснув от гнева зубы наношу тяжелый удар ногой ему по челюсти, от чего он издает короткий визг и падает на спину со своего полулежачего положения. Eго лицо вырожает огорчение и жалость к себе. Вскоре он поднимается на руках, и повернувшись ко мне обиженным взглядом смотрит мне в глаза. Его вся челюсть в крови, как он только умудряеться говорить, когда ему все губы розодрали? Тишину нарушает тикание, я опускаюсь к нему и оторвав кусок его рубашки вижу работающий в груди часовой механизм.
-Помоги себе сам, слабый глупец! И не говори, что ты не виноват, человек сам всегда виноват во всем, что с ним происходит, ВСЕГДА! Ты слышишь?!,- я кричу как последний истерик, оброщаюсь к его палачам,- Не остонавливайтесь! НИКОГДА НЕ ОСТАНАВЛИВАЙТЕСЬ!!!
-Нет, пожалуйста!,- вскриккнул виновный, перед тем как палачи вновь взялись за свою работу.
Я выхожу из этой комнаты, еле тащю ноги вперед, закрываю дверь. Меня переполняет ненависть к себе. Я стою перед дверью опустив голову. Но долго неподвижно стоять не получилось. Я со всего размаха пинаю дверь, в надежде, что она никогда не откроеться, я ударяю ногой по двери снова, и снова, и снова! Нет, мне нужен отдых… Пожалуй пойду вперед, куда и задумал идти.
Подойдя к передположительному выходу. Дверь оказалась открыа. Передо мной огромный конусообразный зал по которому вверх тянуться неисчислимое количество труб разной длины и толщины. Посередине стоит огромный механизм с множеством "рук", если можно их так назвать, на них приделанны молоточки самых разнообразных видов и размеров. В этом зале очень мягкое синеватое освещение, и красивый ухоженный деревянный паркет. Я подхожу ближе к чуду механики, как вдруг оно приходит в движение. Механизм на одной ноге начинает крутиться, и как это ни странно, абсолютно безшумно. Вскоре он начинает молоточками постукивать по разным трубам, теперь я понимаю в чем дело: весь этот тоннель, и эти трубы, и эта комната, и этот механизм — это один гигантский музыкальный инструмент.
Странное механическое создание начинает создавать своими действиями необкновенной красоты музыку. Я не помню чтобы слышал настоько гармоничного и созедательного музыкального творения. Я ложусь на коврик на полу, вероятно предназначенный для слушателя и засыпаю под эту божественную музыку так, как наверное ни спал никогда в жизни. Я закрываю глаза и слышу, как в груди начинают тикать шестеренки… Я тихо шепчу:
-Прости меня, я чудовище, это моя сущьность…
Скоро я засну. Этот сон будет вечным, в наказание самому себе, я скоро полностью превращюсь в механизм, я бы хотел обвинить во всем происходящем свою тень, но не позволю себе этого, мое тело станет частью этого места, а в моем сознании будут вихрем кружиться кошмары.
Перед тем как мои веки сомкнулись навсегда я услышал знакомый женский голос, тихо и холодно произнесший всего лишь одно слово: "Нет".

Сильно... Но, как мне показалось, надо немного доработать концовку... Чего-то там не хватает. Мысль ясна, но как-то надо это по-развёрнутей передать.

Спасибо большое, но я как раз считаю, что если развернуть концовку будет испорченна атмосфера и ненавязчивость сюжета))